Цитата дня

«Не забывай, христианин, что ты по крещению, миропомазанию и причислению к Церкви - гражданин неба и отечества небесного, куда Предтечею вошел наш Искупитель Христос Бог, Матерь Божия и все святые, ветхозаветные и новозаветные. Вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (Еф. 2, 19)» (Иоанн Кронштадский)

oshibki.jpg

Храм Успения Пресвятой Богородицы г. Подольск (Котовск)

Таким храм может стать с Вашей помощью!

Рейтинг:  4 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда не активна
 

О смерти Пушкина

pushkinПеред смертью Пушкин выразил жела­ние видеть священника. Когда доктор Спасский спросил, кому он хочет исповедать­ся в грехах, Пушкин ответил: «Возьмите пер­вого ближайшего священника». Послали за отцом Петром из Конюшенной церкви. Свя­щенник был поражен глубоким благоговени­ем, с каким Пушкин исповедовался и приоб­щался Святых Таин. «Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать, — сказал он кня­гине Е.Н.Мещерской (дочери Карамзина). — Вы можете мне не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, какой он имел». Вяземскому отец Петр тоже со слезами на глазах говорил о христианском настроении Пушкина. Данзасу Пушкин сказал: «Хочу уме­реть христианином».

Страдания Пушкина по временам превосхо­дили меру человеческого терпения, но он пере­носил их, по свидетельству Вяземского, с «ду­хом бодрости», укрепленный Таинством Тела и Крови Христовых. С этого момента началось его духовное обновление, выразившееся пре­жде всего в том, что он действительно «хотел умереть христианином», отпустив вину свое­му убийце. «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть. Прощаю ему и хочу умереть христиани­ном», — сказал он Данзасу.
Утром 28 января, когда ему стало легче, Пушкин приказал позвать жену и детей. «Он на каждого оборачивал глаза, — сообщает Спасский, — клал ему на голову руку, крестил и потом движением руки отсылал от себя». Плетнев, проведший все утро у его постели, был поражен твердостью его духа. «Он так переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами в первый раз в жиз­ни, находил ее чем­то обыкновенным, нисколь­ко не ужасающим».

Больной находил в себе мужество даже уте­шать свою подавленную горем жену, искавшую подкрепления только в молитве: «Ну­ну, ниче­го, слава Богу, все хорошо».

«Смерть идет, — сказал он наконец. — Ка­рамзину!»Послали за Екатериной Андреевной Карам­зиной.

«Перекрестите меня», — попросил он ее и поцеловал благословляющую руку.

На третий день, 29 января, силы его стали окончательно истощаться, догорал последний елей в сосуде.

«Отходит», — тихо шепнул Даль Арендту. Но  мысли Пушкина были светлы... Изредка только по­лудремотное забытье их за­туманивало. Раз он подал руку Далю и проговорил: «Ну, поды­май же меня, пойдем; да выше, выше, ну, пойдем».

Душа его уже готова была оставить телесный сосуд и устремлялась ввысь. «Кон­чена жизнь, — сказал уми­рающий несколько спустя и повторил еще раз внятно: «Жизнь кончена... Дыхание прекращается». И, осенив себя крестным знамением, произнес: «Господи Иису­се Христе».

«Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха, но я его не заметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: “Что он?” — “Кончи­лось”, — ответил Даль.

Так тихо, так спокойно уда­лилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить таинства смерти».

Так говорил Жуковский, бывший также свиде­телем этой удивительной кончины, в из вестном письме к отцу Пушкина, изображая ее поисти­не трогательными и умилительными красками. Он обратил особенное внимание на выражение лица почившего, отразившее на себе происшед­шее в нем внутреннее духовное преображение в эти последние часы его пребывания на земле.«Это не был ни сон, ни покой, не было вы­ражение ума, столь прежде свойственное этому лицу, не было тоже выражение поэтическое. Нет, какая­-то важная, удивительная мысль на нем раз­ливалась: что-­то похожее на видение, какое-­то полное, глубоко удовлетворенное знание. Всма­триваясь в него, мне все хотелось у него спро­сить: “Что видишь, друг?”»

Мудрец жизни

Особенно сердцу Пушкина были близки, конечно, наши вдохновенные, проник­новенные православные молитвы, по его собст­венному признанию, «умилявшие» его душу. Такова особенно великопостная молитва Еф­рема Сирина — этого певца покаяния, и вели­чайшая из всех других «Молитва Господня»: ту и другую он воплотил в высоких, вдохновен­ных стихах. Поэтическое переложение первой мы все изучали с детства. Гораздо менее извест­на художественная одежда, в какую поэт попы­тался облечь вторую.

Отец людей, Отец Небесный,
Да имя вечное Твое
Святится нашими устами,
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Насущный хлеб нам ниспосли
Твоею щедрою рукою.
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Твоих детей.
Не ввергни нас во искушенье
И от лукавого прельщенья
Избави нас.

Сохранив почти неприкосновенным весь кано­нический текст этой евангельской молитвы, Пуш­кин сумел передать здесь и самый ее дух, как моль­бы детей, с доверием и любовью обращающих свой взор из этой земной юдоли к Всеблагому своему Небесному Отцу.

«Капитанская дочка», оконченная за сто дней до смерти поэта и являющаяся как бы его литературным и одновременно духовным заве­щанием для русского народа, вместе с другими особенностями русского быта рисует нам и веру наших предков в силу молитвы — этого утеше­ния «всех скорбящих», которая дважды спаса­ет от опасности Гринева в наиболее критические минуты его жизни.
Но если где мы видим подлинную исповедь по­эта ­странника, то это в одном из предсмертных его стихотворений, которое было открыто в его бума­гах значительно позже его смерти и напечатано впервые в «Русском Архиве» только в 1881 году.