Страница 1 из 4
Одна четвертая добра
Игумен Савва (Мажуко)
Так ценен в очах Божиих человек, что Господь попускает гибель добра, даже попрание святынь, удушение очень нужных для общества начинаний — всё ради конкретного человека. Сколько история знает моментов, когда нужный для страны, науки, Церкви, семьи человек, влиянием и талантами освещающий путь целой нации, погибал в расцвете сил, и с ним гибло его дело, такое нужное и полезное.
Бог ценит нас больше нашего дела.
Временами я мечтаю о лодке Боромира¹. Этот герой погиб, защищая своих товарищей. Его положили в лодку, гружённую трофеями, и, пропев над телом погребальные песни, отпустили на милость бурному течению Андуина.
Бывают в жизни минуты, когда так хочется просто лежать в лодке не живым и не мёртвым, плыть, отдавшись течению, плыть и молчать, отпустив прошлое — плохое и хорошее, — и не просить будущего, а просто — плыть. Лежать в полудрёме, подоткнувшись медвежьей шкурой, и слушать мерное течение вечной реки. На груди — расколотый рог: его голоса больше не услышит никто, никогда — я отдал все долги, я всё выплатил с лихвой. И сердце пусть не стучит, не тревожит меня своим говором — никогда. Лодку слегка качнёт — коснёшься воды, легонько, только кончиками пальцев. И чтобы обязательно листья, осенние листья падали в реку и плыли рядом, слегка притопленные. И аромат осени в воздухе, и чтобы непременно дышалось сосной, и — тишина, смешанная с шёпотом реки, с её дыханием…
Временами я мечтаю о лодке Боромира. У каждого из нас есть такие "лодки", в которых мы прячемся, когда жизнь нас обманывает и будто нашёптывает с мягкой печалью: "у тебя нет оснований жить". В подобных мечтах признавались многие люди. Это не стыдно, потому что это — человеческое, а всё человеческое — важно. Они доверяли эти мечты своим честным книгам, раскрывая чужим людям свои обнажённые сердца.
Тогда лежал бы я, дремля,
Спал бы и был в покое,
Среди царей и советных вельмож,
Что зиждут себе строенья гробниц,
Среди князей, у которых злато,
Полнящих серебром домы свои.
Там кончается ярость злых,
Там отдыхает, кто утомлен;
Узники в кругу своем не знают тревог,
Не слышат голоса палача;
Малый и великий там равны,
Пред господином волен раб (Иов 3:13–19²).
Блаженный Иов грезил о дремотном покое шеола, над Лермонтовым — "дуб склонялся и шумел", вечный покой булгаковского Мастера такой же дремотный и величаво-грустный. Отчего-то людям безумно хочется "забыться и заснуть".
…Взять бы всё вышенаписанное и порвать в клочья, развеяв прах прилюдно и вызывающе, а автора наказать строго и примерно в назидание потомкам, чтобы нервно содрогались от мысли и намерения. Потому что уныние жутко привлекательно в своих образах. Какая это липкая и чарующая греза! Как пленительно его вожделение! Уныние — обычная сладострастная отрава, реальная и изнуряющая человека страсть с известным набором мук и томлений.
Однако народ унывает так люто и массово, что на всех уже не хватает ни дубов, ни лодок. Только когда оно объемлет христианина — это особый случай. При всей пестроте и многообразии её личин, при всей неуловимой изворотливости её химер один из ликов этой страсти следует обозначить особо. Слишком часто люди забираются в "лодки Боромира", когда устают делать добро.