Цитата дня

«Строгие посты делаются напрасными, когда за ними последует излишнее употребление пищи, которое скоро доходит до порока чревобесия» (Преп. Иоанн Кассиан Римлянин)

oshibki.jpg

Спрыгнувши с площадки, бегу к отцу; тот, увидавши, начал целовать, взял мою сумку и прямо на вокзал, где дает мне валеные сапоги и надевает тулуп. Одевшись, выходим с вокзала, подходим к лошади, отец усадил меня как барина, сам на облучке, и покатили. К несчастью нашему, в этот год снегу не было до самого Рождества, и пришлось ехать на колесах, но когда поехали, поднялась такая буря со снегом, что зги не видать. Я, закутавшись в тулуп, прижавшись в уголок, забыв обо всем, задал такого храповицкого, что и не видал, как подъехали к дому. Отец остановил лошадь, я проснулся и вижу – вышли встречать мать и сестры. Я выскочил из телеги и со смехом от радости вбегаю в дом, где мне показалось как будто все ново; и точно, все стало низко, очевидно, я за четыре месяца поднялся ростом. Тут начались расспросы: как учишься, как живешь, хорошо ли в корпусе и тому подобные. Наконец-то я дома, думаю сам себе, куда хочу, иду, что хочу, то делаю, никто мне не указ. Одним словом, на полной свободе, значит, погуляем и покатаемся с гор на салазках с бывшими товарищами, словом, заблагодушествовал.

Время летело незаметно. На Рождество ходил с отцом по приходу славить, ездил по деревням. Пришел и Новый год, на который с сестренками рядились, пели песни и всякого рода развлечениями занимались вовсю, как говорится. Вот пришло и Крещение, так скоро – и не видал, как время пролетело. Смотрю, мать печет сдобные лепешки, думаю сам про себя, хоть бы и не надо их, только бы не ехать назад учиться, а быть бы в кругу своих родных. Но, знать, никак не миновать этого, надо ехать. И вот на другой день Крещения, вечером часов в восемь прощаюсь со всеми домашними, сажусь в сани со слезами на глазах – и поехали.

Так время все шло и шло, тут отпустили на масленицу и первую неделю Великого поста и также обратно, а там на Пасху, и наконец, уже недалеко до вакации – на самое продолжительное время; но только не для всех утешителен этот отпуск, так как этим отпуском может пользоваться тот, кто выдержал экзамен и переведен в следующий класс, а кто не успел, тому приходится все лето готовиться дома и на сердце все непокойно. Кончились уроки в тот год, помню, 31 мая, на подготовку к экзаменам дано нашему классу пять дней, и значит, 6 июня отпустят совсем. Время стояло очень хорошее, теплое и ясное, по окончании уроков дозволили нам заниматься в саду, который был при училище, и надо сказать, что сад был очень хороший, липовые деревья, вязовые, клен и разные другие деревья. Везде тропки были осыпаны желтым песком, построены разные беседки. Экзамены сошли благополучно. Гуляй вакацию вовсю, ни о чем не думай.

Получивши билет отпускной, с радости пошел в город и там присланные деньги на дорогу все истратил, осталось только 15 копеек, ехать на них далеко не уедешь. Ну что ж, тужить не буду, дни не куплены, не в два, не в три дойду пешком до дому. Так и сделал. Пришедши на вокзал, выправил билет до Боголюбова, отдал 14 копеек. Копейка осталась на развод, что хочешь на нее, то и покупай! Доехавши до Боголюбова, слез на станции, смотрю, начало светать, что мне сидеть попусту; я, взявши котомку, пустился в путь-дорожку по железной дороге; пройдя верст семь, нагоняю попутчика – мальчика равного мне годами, который тоже шел из Владимира на родину до станции Новки. Обрадовался я товарищу, и пошли вдвоем, да так весело, что не заметили, как дошли до Новок, это было расстояние верст 35, и вот тут-то для меня наступила тяжелая минута расставания с попутчиком, который в Новках отыскал своего дядю и отправился по другому направлению в свою деревню. Делать нечего, авось еще найдется попутчик. Но, к сожалению, не оказалось мне попутчика.

Я, не знавши направления пути, по ошибке попал на Шуйскую Ивановскую дорогу и прошел уже верст восемь, стало солнышко уже садиться, надо было подумать о ночлеге. Вижу в саженях 20 от дороги стоит деревня, я, недолго думавши, свернул в нее и выпросился ночевать, спросил, далеко ли до города Коврова, мне сказали, что верст 10. Как же это так, почему не на этой дороге он стоит; тогда мне объяснили, что я не по тому пути пошел из Новок. Меня успокоили, что завтра утром много пойдет народа в город и я пройду с ними покойно. Когда пригнали табун, то меня накормили, напоили очень хорошо и уложили спать. Я, как уже уставший, недолго думая, лег, зевнул да тотчас и заснул.

Вставши раным-рано до восхода солнышка, спросил дорогу в город Ковров, поблагодарил за ночлег, за хлеб и соль и пошел в путь-дорожку. Шел не торопясь, утро было хорошее, пойду, пойду да сяду, время идет, стал нагонять меня народ, и я очень был рад и доволен, что иду не один. Вот сел посидеть на тропке, и подходит ко мне женщина, она спросила меня: “Куда идешь, молодой странничек?” Присела ко мне, все расспросила: “Есть ли у тебя чего поесть и есть ли на дорогу копейки?” Я открылся ей по чистой совести, что ни того ни другого не имею, кроме как одной только копейки. Она пособолезновала мне, развернула узел, дала мне хлебца, пирожка и еще чего-то, да говорит: “Вот придем в город, я там тебе дам сколько-нибудь копеек на дорожку”. Я поблагодарил ее и пошел с ней. Пришедши в Ковров, она мне действительно дала 10 копеек и еще купила две булки и направила меня на путь, по которому я должен был идти дальше.

Вышедши из Коврова, я пошел далее веселой поступью, зная, что у меня в сумке есть чего поесть да и деньжонки, хоть немного, а для меня дороги были эти гроши. И так весь день шел и дошел этим днем до своей родной станции, но уже захватил ночь, так что мне пришлось ночевать на станции, а утром до обедни прийти домой. Так и вышло: как распланировал, так и сделал, – как раз ударили родные колокола, и я явился под кров родной семьи. Что было у меня радости, когда я увидал всех в полном благополучии, не могу даже и описать. Одним словом – дома, на полной свободе, в кругу своих родных.

Дня два не выходил из дому никуда, дал вполне отдохнуть после странствования ногам, потом стал ходить с матерью на стойло доить коров: она с дойницей в табун, а я на овраг, так назывался пруд, в котором мы, покудова мать доила коров, купались. Весело было, как вспомнишь! Так время шло, ни о чем не помышлялось. Пришло время и работы: сначала косили лужки с отцом, сушили траву, убирали в сенницу, а там и рожь поспела. Ходили в праздничный день в поле с отцом и матерью смотреть на рожь, годна ли жать. Ну что за раздолье, что за приволье, – подойдем к речке, искупаюсь, и к вечеру возвращаемся домой, где уже сестры приготовили чай. Бежишь в сад, нарвешь вишен, малины, смородины и крыжовнику, которых у нас было вдоволь, и после гулянья как приятно посидеть за столом, попить чайку и закусить. Да, действительно, было золотое время, которое уже не вернется более, так что, детки, дорожите этим временем, когда еще нет у вас за родителями никакой заботы и печали.